http://gefter.ru/archive/21300
...Сделаем несколько предположений о причинах столь жесткой, по меркам нынешних времен, реакции действующих ученых на очередную гуманитарную псевдодиссертацию очередного «государственного мужа». Ведь случай протеста достаточно уникальный — мало ли защищается всяческими начальниками бессмысленных диссертаций по истории. Но кто о них потом вспоминает?
Мне видится, что причин тут две, и их следует различать, хотя это и непросто.
Первая состоит в том, что Мединский отнюдь не тихий чиновник, озаботившийся добычей благоприятной записи в резюме. Для него защита диссертации и сама докторская степень — инструмент публичного воинствующего продвижения собственных взглядов. Тех, о которых я сказал в самом начале: идет вечная война России с Западом, и ради этой войны можно лгать. Точнее говоря, истина — это то, что соответствует указанной концепции, а то, что противоречит, — ложь. («История — наука субъективная», — как написал оппонент диссертации Мединского.) В предмете диссертации это вывод о том, что иностранцы — авторы записок о России XVI–XVII веков по природе своей ненавидят Россию и намеренно лгут в своих записках, дабы нанести ей возможный вред. А потому все их замечания о русской жизни автоматически следует заменить на противоположные по знаку. Такая вот нехитрая пропагандистская эпистемология по советским лекалам 30–50-х годов прошлого века.
Здесь нужно сказать вот что. Среди активно и плодотворно работающих сейчас историков русского раннего Нового времени есть люди самых разнообразных общественно-политических, религиозных и общеэтических убеждений. Скажем, такие ученые, как А.А. Селин и тот же К.Ю. Ерусалимский, в этих отношениях весьма далеки от Д.М. Володихина или О.А. Курбатова, и, допустим, все они — от В.И. Ульяновского. Более того, такая разница убеждений достаточно легко вычитывается если не из их диссертаций, то уж из их монографий точно. Но это никак не мешает им вести содержательную научную полемику, а читателям этих монографий, независимо от собственных убеждений, — извлекать из них сведения и идеи. Просто у честных профессионалов всегда мухи — отдельно, котлеты — отдельно. У науки же имеются собственные критерии истины и лжи, соблюдать которые следует в любом случае. Нарушение этого принципа приводит к невозможности сотрудничества — фундаментального условия развития научной мысли.
Вот против такого дискредитирующего науку унижения истины перед целями пропаганды и выступили историки в нашем случае.
Но есть и вторая причина демарша, лежащая в плоскости социально-государственной, если так можно сказать. Дело в том, что диссертации — это элемент сертификации профпригодности. Соответственно, появление липовых диссертаций — это распад сертифицирующей функции. Говоря в общем, это род инфляции, когда государство эмитирует необеспеченные ценности. Частный случай общей проблемы, характерной для нашей страны на нынешнем этапе: мы ведь — комплексно инфляционное государство. Государство эмитирует необеспеченные ценности: деньги, награды, научные степени, приступы патриотического чувства, образовательные программы и так далее. Во всех случаях результат аналогичный: сперва — прибыль тем, кто наиболее близок к источнику эмиссии, а затем — убыток для всех. Ценности девальвируются, и в следующем круге для поощрения избранных требуются уже более масштабные эмиссии. И те, кто некогда довольствовался липовыми кандидатскими, теперь для тех же целей нуждаются в докторских. Причина инфляции тоже всегда одна и та же — не сходятся концы с концами. Госбюджет не в силах покрыть дефицит, школы никак не наполнить реальным образованием, а партийно-парламентский функционер не в силах написать по-настоящему ценный научный труд. Стало быть, протест ученых против докторской степени Мединского — это протест против инфляционной эмиссии государственных сертификатов, обесценивающей сертификаты, полученные ими самими прежде.
6. Есть ли выход из этого тупика?
Прежде всего, стоит присмотреться к самому институту диссертаций. Да, наличие научной степени и сейчас является формальным требованием для каких-то государственных работодателей. Ну так и отнестись к нему стоит как к формальному, без эмоций. Тем более, приведенный А.Л. Хорошкевич пример В.Д. Назарова и его учеников, в деревянном ящике с кистями видавших все диссоветы, показывает, что и без степеней можно было жить плодотворной научной жизнью даже в советском обществе, существенно более зарегламентированном, чем нынешнее.
А в качестве реального сертификата, действительно гарантирующего научный вес, можно соорудить что-то иное, никак от инфляционного государства не зависящее. Но разве такое возможно? Возможно, и даже отчасти существует. Правда, в другой области — в точных науках, где, однако, проблема фэйковых диссертаций не стоит в столь острой форме. Я имею в виду так называемый «теорминимум Ландау»: комплекс испытаний, придуманных великим ученым и доказывающий профпригодность для занятий теоретической физикой. Сейчас это 11 экзаменов — два математических и девять физических (при жизни Ландау было чуть меньше — девять). Сдать их весьма тяжело — в пору, когда экзаменатором был сам Ландау (с начала 30-х до 1961 года), испытание выдержали чуть более 40 человек. На сегодня полностью сдавших вроде бы трехзначное число, но не сильно большое. Но это — сдавших полностью. Есть еще люди, сдавшие отдельные экзамены теорминимума, — их несколько больше, но они тоже все наперечет. Здесь важно полное отсутствие государства в процессе: сдавший теорминимум не получает никаких формальных бенефитов, равно как и те ученики учеников Ландау, кто эти экзамены принимает. Несмотря на такой неформальный статус, теорминимум имеет вполне жесткое содержание — понятный и открытый список требований по каждому предмету экзамена.
При этом авторитет человека, сдавшего теорминимум, несравним с формальным авторитетом обладателя докторского диплома в любой гуманитарной дисциплине. Фактически, преодоленный теорминимум не говорит ничего о собственном вкладе в науку человека, но гарантирует, что он обладает знаниями и навыками, необходимыми для работы на переднем ее крае в достаточно ограниченной области теорфизики. То есть как раз и выполняет функции квалификационного сертификата — вполне информативного для потенциального работодателя.
Так вот, почему бы историкам, ну хотя бы специалистам по одной эпохе, отлично представляющим на самом деле, кто из них чего стоит, не объединиться на таких же клубных условиях и не выработать нечто подобное: список необходимых для вхождения в клуб сведений, знаний и навыков, программу и форму испытаний, систему оценки, церемонию, ритуал, информационное сопровождение? Важно не размывать все массовостью и не допускать инфляции — а это вполне допустимо в условиях публичности испытаний под видеозапись (вот куда бы приглашать студентов в качестве зрителей!). Не за один день, но постепенно такая институция вполне могла бы заработать авторитет, недоступный ни одному диссовету. И даже больше того: породив конкуренцию репутаций с диссоветами, подобная инициатива вполне может повлиять на последние позитивным образом.
Что для этого нужно помимо решимости? Одно из двух. Либо — свой собственный Ландау. Есть ли у нас научные авторитеты подобного масштаба? Не знаю. Но можно обойтись и без них, но тогда хорошим ученым надо договариваться между собой и приниматься за дело сообща. А это трудно, конечно: мы очень плохо умеем разговаривать на равных — в отсутствие государственного начальника. Но может, как раз и возникнет повод поучиться этому?