Разгон Общества

В период пребывания Коджона в российской миссии деятельность «Тоннип Хёнхве» целиком отражала устремления двора и его проамериканской фракции[1]. Но на протяжении всей второй половины 1896 года пропасть между партией независимости и консерваторами продолжала увеличиваться[2]. Стремительность планов членов Тоннип Хёпхве начала пугать двор, и еще в октябре 1896 г. он начал предпринимать меры для того, чтобы ограничить влияние Общества и сократить количество проводимых им массовых мероприятий.

Это хорошо видно по истории с книгой «Юхак кёнгви» («Основа и содержание конфуцианства»), которую написал министр образования Син Ги Сон (1851-1909). Этот труд не только критиковал христианство, но содержал пассажи типа «пример мерзости варварских обычаев недостоин того, чтобы о них серьёзно рассуждать… Люди Запада оскорбляют Небо и стремятся изменить общественные порядки во всём мире… Они достойны проклятья»^[3]. Заявления подобного рода вызвали протест со стороны иностранных послов в Сеуле и Син лишился должности. Однако, ультраконсерваторы, включая Хон Чжон У продолжали занимать высокие посты в правительстве[4].

Уже в декабре 1897 г. корейское правительство начало критиковать Тоннип синмун за излишне разоблачительный тон. Со был вынужден уйти в отставку, но передал руководство газетой Юн Чхи Хо[5].

Не поддерживали Со Чжэ Пхиля и американские власти. Обращение к гражданам США от их генконсула от 11 мая 1897 г. требовало от любого американского гражданина быть сторонним наблюдателем и не вмешиваться «в дела, которые находятся в компетенции местных властей». Американцам предписывалось даже не давать советов и держать себя в рамках законной деятельности[6]. (Ранее, кстати, Госсекретарь США запретил своему посланнику действовать совместно с русскими в защиту вана[7]).

 А в стремлении удалить Со от государственных дел  консервативные политики активно использовали доктора Аллена, имевшего на короля большое влияние. Против Со выступал еще один американец, некто Вильямс, который в своих речах и статьях сравнивал его с Дон Кихотом[8].

В такой критике есть значительная доля правды. Многие историки отмечают определенную отдаленность Общества независимости от народа и отсутствие у его лидеров реальных организаторских способностей. Хотя часть его членов обладала высокой харизмой и могла заводить массы, у них не хватало таланта на то, чтобы поддерживать эту энергию на постоянном уровне. Тот же Б. Камингс не считает  Общество независимости адептом демократии и современного гражданского общества и приравнивает его к группировке Ким Ок Кюна с единственным исключением: если первая группа находилась под влиянием японского реформизма, то Со Чжэ Пхиль и его последователи «находились в плену  американского прогресса, понося и критикуя при этом достижения своего собственного народа»[9]. М. Н. Пак также квалифицировал Общество как проамериканскую фракцию.

Просветительство понималось членами Общества как простое копирование западных обычаев. Это подчеркивает даже момент с Воротами независимости. Снос старых  Ворот и строительство новых, весьма напоминающих парижскую Триумфальную Арку, можно трактовать не как приход прогресса, а как демонстративный акт, призванный подчеркнуть смену ориентации страны с прокитайской на проевропейскую (точнее, на проамериканскую) и символизирующий не фактическую независимость Кореи, а не менее слепое заимствование идей и ценностей западной демократии.

К тому же, несмотря на весь поднимаемый шум, деятельность политических партий и газет ограничивалась, в основном, Сеулом и прочими крупными городами. Большинство населения страны мало представляло себе большую политику, и, по мнению южнокорейского историка Ли Джон Сика,  чувство прогресса было развито слабо и предпосылок для проведения широкомасштабных реформ не было.

Сначала, в  начале 1898 г.,   Общество покинули старые политические лидеры (в том числе Ли Ван Ён). В мае 1898 г. был вынужден  вернуться в Штаты Со Чжэ Пхиль. Помимо внешнего давления,  Корея не пришлась  по вкусу Мюриель[10].   

К весне-лету 1898г.   члены Общества уже не занимали постов в центральной администрации.  Не имея уже возможности задействовать официальные каналы, они попытались вернуться в политику как «представители народа», опирающиеся на массовые митинги[11]. К моменту собрания  марта 1898 г Общество имело филиалы по всей стране и насчитывало более 4000 членов[12].

Однако массовые демонстрации, которые, показали всем силу  Тоннип Хёпхве и поспособствовали сворачиванию российской активности,   – вскружили голову части его руководства и радикальным элементам.   Хотя Юн являлся человеком здравомыслящим, он не мог контролировать «молодую кровь» [13]. Наиболее громкие проекты Общества, наподобие организации Ассамблеи или попыток превратить Государственный совет в аналог парламента, половина которого избиралась бы из числа членов «общественных ассоциаций» (читай «Общества»), относятся именно  к этому периоду. Так, уже с апреля 1898 г. общество начало требовать реформы судебной системы[14].

Между обществом и двором началась активная переписка.  10 июля 1898 г.  в ответ на очередную петицию Кочжон писал:  «То, о чем вы просите, вызвано вашей обеспокоенностью о благе страны и любовью к народу. Однако, если вы желаете сохранить свои должности за собой, вы не должны впредь столь безрассудно вмешиваться в дела правительства».

Юн Чхи Хо в ответной петиции 19 июля не медлит: «… опасность для страны исходит не только от злоупотреблений властью и от советников вашего величества, но, мы боимся, что ваше величество сами ставите себя в опасное и сложное положение… ваше величество должны улучшить законы и пересмотреть ваши поступки». Это ван проигнорировал и общество перешло к психологическому давлению, снова начав бомбардировку прошениями устранить неугодных им личностей[15].

Летом  того же года в Сеуле был будто бы обнаружен заговор с целью заставить короля отречься от престола, поместить на трон наследного принца и начать новую эру в истории Кореи. По Хальберту, заговор был плохо спланирован и заслуженно провалился, но нам важно то, что одним из его руководителей вроде бы был бывший глава Общества Ан Гён Су, который  спасся, сбежав в Японию[16].

Повторюсь: неясно, правда это или нет, но и дипломаты, и двор были вынуждены существовать в атмосфере постоянного напряжения, Тем более вне зависимости от того, был ли верен слух о заговоре, все обычно заканчивалось арестами, судами, казнями и ссылками.  Фракции сводили друг с другом счеты, а оправдаться, не имея влиятельного покровителя, было крайне мало реально[17].

В сентябре император решил завести себе личную охрану из иностранцев - тридцать человек разных национальностей прибыли в Сеул 15 сентября[18]. В это же время Коджон попытался заручиться покровительством Франции, направив президенту письмо с просьбой о присылке десанта и оказания помощи[19]. Это вызвало сильное   сопротивление Общества, и Кочжону пришлось уступить народным протестам, что опять же настроило его против реформаторов.